Безупречное владение местным диалектом подействовало и на директрису. Не обнаружив в руках пришельца ничего, кроме легкой спортивной сумки, жаба неохотно заглянула в пластиковую папку и что-то демонстративно отметила.
— Учитель Ясмах давно отошел от дел, — чопорно сказала директриса. — Он покинул наш интернат несколько лет назад и завершает жизненный путь в своем доме далеко в горах. Его мало кто навещает.
Слова жабы прозвучали намеком, но Корнилов не собирался откровенничать.
— Нельзя ли узнать точнее, где именно учитель завершает жизненный путь? — вежливо поинтересовался Степан, которому совсем не понравилось, как прозвучали последние слова. Неужели он опоздал?
Директриса подробно объяснила Степану, как добраться до затерянной деревушки на общественном бусе.
— Бус придет вечером, через пять часов. Путь в горы довольно долгий и не слишком приятный, — злорадно сказала она, оглядывая небогато одетого собеседника: такой вряд ли сможет позволить себе наемный кар. — Иногда он занимает почти два дня. И может оказаться опасным. Горные дороги непредсказуемы. Может быть, лучше оставить эту затею?
— Ничего, — разочаровал ее Корнилов, внимательно выслушав объяснения. — Я доберусь за пятнадцать минут. У меня флайер.
Уходя, он с удовольствием отметил, как скривилась в гримасе ритуальная маска оскорбленной жабы.
Степан оказался слишком самоуверенным. Поиски отняли у него около часа. Нужный домик находился в отдалении от указанной деревушки, и землянину с трудом удалось добиться от местных жителей внятных объяснений, как отыскать «умирающего безумца». Так называли старого учителя встреченные Корниловым редкие поселенцы.
— Что он здесь делает? Как живет? Как тут вообще можно жить? — с содроганием думал Степан, разглядывая убогую лачугу, в которой нашел последний приют учитель Ясмах. Молодые фроггсы, похоже, забыли мудрые указания древних намного быстрее, чем их гуманоидный соученик.
За неимением двери, Корнилов постучал в грязный камень стены и, не дожидаясь разрешения, вошел. Нищета и заброшенность — эти два слова полностью выражали то, что он увидел внутри. Неглубокий бассейн, непременная принадлежность любого жилища черноголовых, пересох, и уже не оставалось никаких признаков того, что там когда-то плескалась влага. В грязной темной клетушке, неподвижно застыв в жестком каменном полукресле, сидел очень старый фроггс без ритуальной маски. Редкое и неприятное зрелище.
Строя планы мести жестокому учителю, Степан совершенно не думал о том, что с момента их последней встречи прошло почти тридцать лет. А ведь учитель Ясмах и тогда был далеко не молод. И о нем явно никто не заботился.
Сейчас черная головная чешуя от возраста стала бледно-серой, а жабья морда, лишенная повседневного прикрытия, казалась пугающей. Ослабевшие с годами глаза не увидели пришельца. Очевидно, учитель не услышал и стука. Лишь только когда Степан встал прямо перед креслом, заслонив слабый свет, старик ощутил присутствие постороннего.
— Кто здесь? — с трудом шевеля безгубым ртом, прошамкал он.
— Это я, Степан Корнилов, — уже не надеясь, что его вспомнят, объяснил землянин. — Ваш бывший ученик, учитель Ясмах.
Учитель вспомнил. Учителя почему-то надолго сохраняют память об учениках, даже когда забывают все остальное.
— Степан Корнилов, — повторил фроггс своим новым шуршащим голосом. — Голошкурый. Бесполезный маленький гуманоид. Помню. Зачем ты пришел? Хочешь меня убить? Я скажу тебе за это спасибо. Смерть будет для меня освобождением.
— Я ваш воспитанник, учитель Ясмах, — повторил Степан. — Вы учили меня, и я принес вам дары.
Старый фроггс издал слабый клокочущий смешок На большее у него не хватило сил. Без маски он не мог выразить мимикой чувств — горечи и обиды, — но, медленно выдавливая слова, прошуршал:
— Я учил очень многих. Не только глупых мальчишек, но и многих взрослых серьезных людей, но пришел только ты. Наверное, затем, чтобы отомстить. Что за дары ты принес?
— Только этот плод, господин, — Степан протянул старику орас.
— Плод? — в голосе фроггса прозвучала нескрываемая жадность. — Давненько мне не приносили плодов. Пусть даже он ядовит, я приму твой дар.
Степан вложил плод в протянутую лапу, и Ясмах, с трудом поднеся плод ко рту дрожащей от слабости конечностью, откусил кусочек и медленно прожевал сочную мякоть растрескавшимися роговыми пластинами.
— Вкусно, — одобрил он. — Хороший дар. — И старик жадно, не разжевывая, проглотил остаток плода.
Корнилов с нетерпением и беспокойством ждал результата. Вкусно или невкусно, но он пришел сюда, чтобы отдать долг и уйти. Капитан больше не испытывал ненависти к учителю, но ему не за что было любить старика. А ведь никто не знал, как действует орас на фроггсов. Вдруг он и в самом деле принес учителю яд? Впрочем, и в этом случае, Степан не почувствовал бы раскаяния. Как справедливо заметил сам учитель, даже смерть показалась бы избавлением от такой незавидной старости.
Но беспокоился Корнилов напрасно. Плод жизни, гениальное создание сумасбродных альтаирцев, оказал на фроггса обычное воздействие.
Почувствовав прилив сил, старик машинально потянулся к висевшей на стене маске, и, к собственному удивлению, сумел снять ее с крючка и водрузить на лицо.
Лишенные мимических мышц, без масок, этих сложных, напрямую связанных с нервными узлами конструкций, фроггсы чувствуют себя раздетыми и беспомощными. Маски, самые разнообразные, общего пользования и рассчитанные только на одного владельца, ритуальные — по должности и повседневные — домашние, воплощающие черты собственного идеала красоты или внешность других рас и народов, уже много столетий назад стали для фроггсов составной частью сложной культурной жизни. Не только элементом моды, но и повседневной необходимостью, как очки для страдающего дефектами зрения человека. Маска учителя Ясмаха выразила недоумение и надежду.